Фанфик. Ли. Часть I.

Я, помнится, в блоге "Мафии" не без успеха пейсал фанфики, повествующие о ближайших друзьях ГГ. Ну, и почему бы так не поступить с "Готикой II". Сие творчество кратко рассказывает о предыстории попадания Ли в колонию.

И да, граждане, скрины гуано. Простите, Бога ради.

Ли с хрустом распрямил плечи и чуть шевельнул затекшими руками, ожидая, пока по освобожденным от пут членам не побегут огненные мурашки. Это все было очень странно – то, что его, генерала, чья слава звенела на весь Мидланд, вдруг выдернули среди ночи из постели, что продержали трое суток в подземельях дворца, что, наконец, избили и вот сейчас привели на допрос к каким-то двум старым хрычам, явно далеким даже от титулов королевских герольдов. Ли решительно не понимал, что происходит и, признаться, не старался особенно понять – ему казалось, что все это есть досадное и легко поправимое недоразумение, чья-то простительная ошибка, приведшая к таким неприятным последствиям. Ни две ночи в мрачном королевском каземате, ни тяжелые сапоги тюремщиков, всю силу которых он ощутил своими ребрами, не могли до сих пор разрушить в нем веру в скорое исправление этой ошибки.

Однако сейчас, когда он смотрел на двоих равнодушных писцов, что-то глухо бурчащих себе под нос и скрипящих перьями, в его душе вдруг заворочался чрезвычайно отчетливо червь сомнения, и червь этот принялся все более и более усердно грызть его изнутри. Странно, но Ли даже немного испугался, или, скорее, сильно озадачился этой ситуацией. Он попытался заговорить с канцеляристами, но один из них отрывисто тявкнул: «Не положено!», не подняв даже головы от бумаг, и этот брезгливо-испуганный возглас окончательно разуверил ли в благополучном разрешении его дела. Он посидел несколько минут спокойно, чуть покачивая могучими плечами и массируя затекшие кисти рук. Минуты шли, а писцы все так же усердно корпели над ворохом пергаментов, не подавая опальному генералу никакого даже намека или знака.

Ли совершенно заскучал и, прождав еще около получаса, наконец решился напрямую спросить, требуется ли его дальнейшее участие и не есть ли его пребывание в этой камере такая же ошибка, как и весь процесс над ним?

- Простите, - Ли быстро заговорил, чуть хрипло и невнятно, как человек, который не произносил ни слова вот уже несколько дней, - Какого же мое обвинение? И к чему вам вообще сейчас мое присутствие, если за час пребывания в этой комнате вы даже не изволили ко мне обратиться?

Один из них поднял глаза от бумаг и прямо посмотрел на Ли. Он смотрел долго, видимо, всматриваясь, однако по глазам его этого заметно не было – глаза были мутными, впалыми, и лишенными какого бы то ни было выражения, как у старой издыхающей рыбы. Ли вдруг заметил, что мужчина очень, очень стар, что, видимо, ему даже сложно подняться на ноги без посторонней помощи.

В мутных бельмах вдруг мелькнул какой-то проблеск понимания, и старик спросил, совершенно хрипло и глухо, глядя при этом куда-то в сторону:

- Кто вы такой?

Ли был неприятно поражен. Перестав уже надеяться на то, что процесс против него был досадной ошибкой, он все же сохранял в себе уверенность в том, что дело его получит достаточную огласку и он будет иметь возможность защищать себя перед лицом Совета Ордена или даже Совета Магов. А сейчас, выходило, даже обычный дознаватель понятия не имеет о его персоне – что означало фантастическое неуважение к нему со стороны властей предержащих и, возможно, даже готовность оных властей лишить процесс огласки, проведя его тайно и без участия Советов, на которых Ли мог получить поддержку. Происходящее нравилось ему все меньше и меньше.

Он с трудом подавил гнев и, набрав в грудь воздуху, с нажимом произнес:

- Ли. Генерал Ли, сэр. Могу я узнать ваше имя?

Второй следователь, тот, что расположился справа, толкнул старшего в бок и, наклонившись, зачастил что-то ему на ухо. Старик пару раз кивнул, звучно причмокнул губами и, наконец, высоко вскинув вверх толстые брови, так, будто вспомнил что-то важное, полез под тяжелый стол. Вскоре оттуда донеслись неприятные частые звуки перебираемых бумаг, выдвигаемых и задвигаемых ящиков.

Спустя примерно минуту, достав наконец что-то из стола и водрузив это «что-то», оказавшееся устрашающего вида просмоленной черной книгой на стол, дознаватель впервые за все это время напрямую обратился к Ли:

- Итак, генерал, давайте по форме. Ваше имя, родовое имя, титул?

- Ли, сэр, Аарон Ли, второй граф Монтера.

Сосед старика, оказавшийся неожиданно молодым и достаточно привлекательным мужчиной, буркнул в сторону: «Славный росток славного рода!», но, заметив недовольный взгляд старшего, уткнулся снова в бумаги.

- Вы богаты?

- К чему такие вопросы?

- Это допрос, генерал, а не светская беседа. Извольте отвечать.

Вот еще. Ли был совершенно разозлен этим вопросом. Какой-то старый пень, более того – гражданский, смеет указывать ему на место или даже задавать настолько щепетильные вопросы. Он сложил руки на груди, давая понять, что будет стоять на своем до конца.

- Допрос? В таком случае, сообщите свое имя и звание.

- Д. Коннор, офицер королевской судебной службы, старший королевский дознаватель. Вы удовлетворены?

- Кому вы подчиняетесь?

- Я не обязан вам отвечать, генерал. Впрочем, вы, наверное, уже догадались – напрямую королю.

- Если королю что-то нужно от меня, он скорее должен вызвать меня к себе менее изощренным способом, вы не находите?

- Нахожу. Однако, генерал, всему свое время и, Инноса ради, не мешайте установленному ходу процедуры. Итак, вы богаты?

- Более чем.

- Источники вашего дохода?

Ли было собирался промолчать, однако, подумав, решил для себя, что точные и уверенные ответы на любые вопросы следователя – вот единственный его путь к спасению или, хотя бы, путь к улучшению сложившегося положения.

- Я владею несколькими поместьями и железным рудником около Монтеры.

- Это все?

- В общем и целом, да.

- Вы воевали?

- Вы шутите?

- У меня есть сведения, что помимо руководства армией, вы занимались кое-чем другим, не столь благородным, генерал, так что извольте прекратить язвить. Что вам известно о грабежах в Браго и прочих городах северного побережья Варанта?

-

Ли чуть напрягся. В его планы совершенно не входило подробно освещать перед кем-бы то ни было действия свои и своих приближенных в захваченных городах.

- Это война, господин следователь. Издержки военного времени.

- Это была не война, генерал. Это были преступления против короны и, в более широком смысле – преступления против законов бога нашего Инноса, и даже против людской природы как таковой!

- Я хотел бы видеть доказательства упомянутых..мм...нарушений.

Дознаватель чуть сощурил глаза и процедил: «Я не уполномочен, но...» Он снова принялся рыться в необъятном столе и, наконец, извлек на свет Божий очередную тяжелую папку. Немного поколдовав над ней, он выпростал из нее засаленный пергамент и вручил его генералу.

Ли пробежался глазами по документу, затем вновь и вновь, с каждым разом все более внимательно.

«....Ни в одном из городов пустыни, захваченных нами, мне не довелось видеть.....того, что увидели мы в Браго. Говорили, что в этой деревне был когда-то древний монастырь Белиара, от которого ныне осталась лишь часовня, стоящая на отдалении от города.

Это ли, или сознание близости приближающейся с юга железной кавалерии маршалов Геллона и Луккора, всесила в нас всех и, особенно, в нашего неустрашимого генерала особенную жестокость...

....В войске нашем было несколько...людей пустыни, кочевников, добровольно примкнувших к нам. Эти.... народ, верующий не в нашего бога Инноса, но в не противного нам Аданоса, подогреваемы вечной ненавистью к ассасинам...

Во время шумной попойки, один, из кочевников, кажется, он принадлежал к клану Асару, спросил одного из ближайших приближенных генерала – паладина Ригальдо, не могут ли они «позабавиться» с несколькими пленными ассасинами...

Стоит заметить, что командующий вместе со своим окружением, нисколько не заботясь о приближении армий соперника, весело проводил время в поместье губернатора Браго – позднее это поместье было сожжено дотла...

Так вот, Ригальдо, выслушав просьбу кочевника, громогласно засмеялся и велел привести пленных. Спустя несколько минут горстку ассасинов затолкали в комнату, где шумно пировала это компания. Ли приказал одному из них, в оборваннных одеждах черного мага, «явить гнев Белиара». После того как маг отказался, генерал разразился потоком ругательств и приказал выдать магу меч...

В руках у ассасина был дрянной ржавый клинок, а Ли был вооружен могучим боевым топором. Это даже не походило на честный поединок – генерал Ли, подобно мяснику, буквально разделал несчастного, как тушу на бойне...

Затем всех ассасинов вывели на улицу, куда были согнаны и оставшиеся в живых мирные жители города. Толстый губернатор и несколько торговцев попытались откупиться от людей Ли, но те лишь смеялись. Несчастные были согнаны в плотную кучу – они испуганно жались друг к другу, некоторые рыдали, некоторые непонимающе кричали что-то, а некоторые торговцы принялись бросать солдатам Ли золотые монеты и украшения, пытаясь таким образом спастись.

Генерал стоял на центральной площади города и хмуро глядел в какую-то бумагу. Наконец, он поднял глаза на дрожащих жителей города и брезгливо проронил: «Губернатор».

Главу города, пытавшегося сохранить достоинство и идти прямо, подхватили под руки двое солдат и швырнули к ногам Ли. Тот посмотрел на пытавшегося подняться ассасина, и, грубо схватив его за шиворот, поднял на ноги. «Сорок тысяч золотых»: бросил генерал, и губернатор, сразу поняв все, взглянул на его суровое лицо, и спросил только одну вещь: «Срок?». «Двое суток»: прозвучало в ответ.

После этого солдатня разогнала всех граждан прочь – те несколько ассасинов, которые были вызваны Ригальдо, пытались затесаться в толпе граждан, но почти все были обнаружены...

...Эти ассасины потом были отданы на откуп кочевникам – как говаривали, одного из них, еще живого, швырнули глорхам, а остальных казнили еще более изощренно...

...Через двое суток выкуп в сорок тысяч золотых монет был собран. Ли отправил через перевал с группой солдат обоз, целиком нагруженный золотом и серебром. Говаривали, что одних рудных слитков там было около шестидесяти...»

Увидев, что генерал закончил читать, старик резко спросил:

- Теперь вы поняли мой вопрос про источники вашего богатства, генерал? – В голос его вплелась некая фальшивая патетичная нотка и он продолжил – В тяжелую военную годину вы лишаете государство не только великих средств, но даже и единственного оплота нашей славной армии – руды! Это измена, измена Миртане, генерал! Вы хуже всякого барона-бунтовщика!

Ли прямо посмотрел на своего оппонента – теперь он уже отбросил всякие сомнения в том, что старик-следователь является именно его соперником, в такой ситуации понятие «помощь следствию» было совершенно неприменимо. Более всего он сейчас мечтал знать, чьему же перу принадлежит этот донос? Ригальдо сам попадает под удар, так что это наверняка не он. Хаген? Сомнительно, тот слишком честен. Вероятно, кто-то из не такого близкого окружения, судя по тону письма. Размышления Ли прервал скрип распахнувшейся двери.

Открывший ее человек застыл на пороге, на минуту зажмурившись, чтобы привыкнуть к неверному свету единственной тлевшей лучины. Ли узнал его – это был генерал Ригальдо. Впрочем, генерал ли? Теперь на его доспехах отливали бледным золотом маршальские знаки отличия – корона белого золота и меч, инкурустированный рудой и драгоценными камнями.

Возрадовавшийся было Ли немедленно заподозрил неладное – не за провальный же штурм Варантского перевала получил Ригальдо столь высокий титул?

Дознаватели обозначили почтительное привествие, чуть поднявшись на слитно скрипнувших стульях. Ригальдо кивнул и уверенно направился в дальний угол каморки, где присел на какой-то дряхлый табурет. Некоторое время он сидел неподвижно, потом с тяжелым вздохом утвердительно произнес:

- Генерал Ли.

Ли склонил голову набок с интересом и, иронично усмехнувшись, чуть привстал.

- Маршал Ригальдо.

Ригальдо тяжело замолчал. Он молчал долго, пару раз порываясь сказать что-то, на каждый раз обрывая себя на полувдохе. Наконец, набравшись, видимо, духу, он чуть прикрыл глаза и тяжело выдохнул.

- Прости меня, Аарон...

Неожиданно громко прозвучавшие слова гулко отразились от стен, но это было ничто по сравнению с тем, каким громом они прозвучали в голове Ли. Он ожидал чего угодно, совершенно чего угодно, но только не этого – своими извинениями его бывший ближайший соратник лишал его последних надежд – Ригальдо, тот, кто почти никогда не сдавался на поле боя, сейчас трусливо убегал, признавая не только свое бессилие зашитить старого друга, но и свое низкое предательство. Ли более не сомневался в том, кто же стал автором треклятого письма. Поднявшись с места, он вырвал из рук у старика какую-то бумагу и невидяще всмотрелся в нее – это было его обвинение. Он пробежался по тексту глазами. Измена Родине...убийство Королевы...преступления против церкви...

Ли стоял посередине каморки, чуть покачиваясь, и ничего не видел перед собой – ни потертого стола, ни двоих следователей, ни изменника Ригальдо – только крепкий, сколоченный на века, стоящий и в град, и в бурю эшафот на Висельной площади Венгарда.